Туловище белого медведя гораздо неуклюжее, но вместе с тем более вытянуто, шея значительно тоньше и длиннее, чем у обыкновенного медведя; голова удлиненная, сверху плоская и относительно узкая, задняя часть головы очень удлинена, лоб плоский, широкая морда спереди заостряется, уши короткие и наверху закруглены, ноздри широко раскрыты, отверстие пасти не так глубоко прорезано, как у бурого медведя. Пальцы на лапах заканчиваются средней величины толстыми и кривыми когтями; хвост очень короткий, толстый и тупой, едва виден из-под шерсти. Длинный, косматый и густой мех состоит из короткого подшерстка и гладких глянцевитых и довольно мягких волос, которые короче на голове, шее и спине и длиннее на задней части, брюхе, лапах и на нижних частях ступни. На губах и над глазами находится несколько щетин, на веках нет ресниц. За исключением темного кольца вокруг глаз, голого носа, краев губ и когтей, белый медведь покрыт белоснежной одеждой, которая у молодых серебристого цвета, а у старых из-за употребления жирной пищи приобретает желтый оттенок. Время года не влияет на цвет шерсти.

Белый медведь живет на Крайнем Севере земного шара, в настоящем ледяном поясе, и встречается только там, где вода большую часть года или совсем, или, по крайней мере, часто покрыта льдом. Предел области его распространения на Севере до сих пор еще не исследован; но как бы далеко ни проникал человек в этих негостеприимных местах, везде находил он белого медведя, который прекрасно освоился в этих безжизненных местностях, в то время как на юге, ниже 55 градуса северной широты, он попадается весьма редко. Он не принадлежит какому-нибудь одному из трех северных материков, но всем северным странам вообще. Белый медведь рыщет там по морю и по суше, не страшась никаких других существ и относясь равнодушно к леденящему холоду и страшным метелям и бурям; его не останавливает ни ледяная поверхность, покрывающая море, ни бурные волны Ледовитого океана, а в случае нужды снег служит ему покровом, защитой и берлогой. На восточном берегу Америки, близ Баффинова и Гудзонова заливов, а Гренландии и на Лабрадоре, на Шпицбергене и других островах можно видеть его на суше так же, как и на льдинах. В Азии Новая Земля — главное его местопребывание; но также и в Сибири и даже на берегах Европы и Азии можно его найти, впрочем, только тогда, когда его -пригонит сюда на льдине. Так появляется он в Лапландии и Исландии. В Америке его находят чаще всего там, где у человека нет возможности его преследовать. По рассказам эскимосов, его главных врагов, он появляется на суше только в редких случаях по ту сторону реки Маккензи, следовательно, он распространен больше на востоке, чем на западе. В более южные страны попадает против своей воли, если его занесут туда большие льдины. Часто видели белых медведей, плывущих на льдине далеко от берега, по морю, уже очистившемуся ото льда. Вообще они возвращаются летом на север к остающимся ледяным массам, на которых в основном живут полярные животные. Часто соединяются в стаи, в двенадцать и более голов. Скоресби утверждает, что однажды встретил у берегов Гренландии около ста белых медведей, из которых двадцать легко были убиты.

Движения белого медведя неуклюжи, но зато эти животные в высшей степени выносливы. Это видно по их плаванию, которым белый медведь овладел в совершенстве. Быстрота, с которой он движется в воде по целым часам равномерно и без погружения в воду, по словам Скоресби, равняется 4-5 километрам в час. Огромная масса его жира, если только он хорошо питается, оказывает ему большую услугу, так как она уравнивает вес его тела с весом воды. Поэтому он в продолжение одного дня проплывает необозримые водные пространства, и часто можно видеть его в открытом море далеко отплывшим и от льдин и от берега. Он умеет нырять так же искусно, как и плавает на поверхности воды. Замечательно, что он вытаскивал из моря лососей, и уже даже поэтому нельзя не удивляться его способностям. Даже на суше он не так беспомощен и неловок, как это кажется с первого взгляда. Его обыкновенная походка медленна и осмотрительна, когда же он пускается в неуклюжую на вид рысь или галоп, то двигается по неровным льдинам или земле с поражающей быстротой и умеет при этом с большой осторожностью выбирать наиболее удобную дорогу. Его внешние чувства очень тонки, особенно зрение и обоняние. Когда он странствует по большим льдинам, то взбирается, по словам Скоресби, на высокие ледяные скалы и оттуда далеко замечает свою добычу. Мертвого кита или кусок сала, поджаренный на огне, он чует на очень большом расстоянии.

Пища белого медведя состоит из мяса почти всех тех животных, которые водятся в море и на бедных жизнью берегах его родины. Страшная сила, которой он превосходит всех других медведей, и упомянутая выше ловкость движений в воде позволяют ему легко добывать себе пропитание. Тюлени всех видов составляют главный предмет его охоты, и он достаточно хитер и ловок для того, чтобы поймать этих умных и проворных животных. Если он издалека видит лежащего на суше тюленя, то бесшумно погружается в воду, подплывает к нему против ветра, приближается с величайшей осторожностью и внезапно выплывает прямо перед животным, которое становится его добычей. Тюлени в этих холодных странах стараются лежать ближе к отверстиям и расщелинам льдин, которые дают им возможность спастись в море. Эти отверстия медведь, плавающий под льдинами, находит с необыкновенным искусством, и тогда вдруг страшная голова опасного врага появляется перед беспомощным тюленем, так сказать, в его собственном доме или в единственном убежище, которое могло бы его спасти. Рыбами белый медведь тоже умеет поживиться, причем он ловит их или ныряя, или загоняя в расщелины между льдинами. На наземных животных он нападает только тогда, когда ему не хватает пищи. Северные олени, песцы и птицы также не гарантированы от его нападений. Осборн видел медведицу, которая переворачивала каменные глыбы, чтобы достать своим детенышам спрятавшихся в норы пеструшек, а Броун, так же как и Кюкенталь, заметили, что медведь поедает в большом количестве яйца гагары. Он добирается даже до недоступных гнезд морских птиц, чтобы во время прилива собирать дань яйцами и птенцами, причем обнаруживает большое искусство в лазании. Падаль ест он так же охотно, как и свежее мясо, но никогда не дотронется до трупа другого белого медведя. В морях, которые часто посещают охотники на тюленей и китоловы, белый медведь с удовольствием поедает лишенные шкуры и жира тела тюленей и китов. Но он не питается исключительно мясной пищей и, где только можно, ест и растения, особенно ягоды и мох, как хорошо известно тем, кому часто приходилось встречаться с белым медведем. Многие старые медведи летом или в тех местностях, где много растительного корма, предпочитают питаться растительной пищей, что вполне доказывается содержимым их желудка.

Вполне вероятно, что большинство белых медведей не подвержено зимней спячке. Эти хищники не боятся даже сильных морозов, главное для них, чтобы море, около которого они живут, не было затянуто льдом. Некоторые наблюдатели говорят, что старые самцы и молодые небеременные самки совсем не спят зимой, а постоянно переходят с места на место. Верно и то, что они, за исключением беременных самок, всю зиму охотятся. Вообще зимой эти животные живут на море, большей частью на краях льдин. Беременные медведицы выходят зимой на сушу, и детеныши у них родятся в самое холодное время года. Вскоре после спаривания, которое происходит, говорят, в июле, медведица устраивает себе берлогу под скалами или под нависшими глыбами льда или же роет себе нору в снегу и целиком зарывается в него. При изобилии выпадающего там снега ей не приходится долго ждать, пока ее жилище покроется толстым и теплым покровом. Задолго до того как залечь в берлогу, она успевает нагулять себе достаточно жиру, который и расходует всю зиму, потому что оставляет свою берлогу только тогда, когда весеннее солнце уже довольно высоко всходит на небе. К этому времени детеныши уже родились. Известно, что беременность продолжается от шести до семи месяцев, а число детенышей колеблется между одним и тремя, чаще всего их бывает два; более точные наблюдения, впрочем, пока не проводились. По рассказам северных народов, новорожденные медвежата не больше, если не меньше, кроликов, но к концу марта или началу апреля они достигают уже роста маленького пуделя. Гораздо раньше, чем детеныши бурого медведя, начинают сопровождать свою мать. Она заботится о них самым нежным образом, кормит и защищает. Мать делит с ними все опасности даже тогда, когда они совсем вырастут; в самом раннем возрасте обучаются они всем искусствам: плавать и гоняться за рыбами. Эти маленькие симпатичные существа очень быстро привыкают плавать и нырять, но не забывают и о своих удобствах и отдыхают — например, даже тогда, когда станут довольно большими, — на спине своей матери.

Мореплаватели и китоловы рассказывали трогательные истории о самоотверженной материнской любви медведиц. «За медведицей, — рассказывает Скоресби, — у которой было двое детенышей, гнались несколько вооруженных матросов. Сначала, казалось, она хотела побудить детей к скорому бегу тем, что, забегая вперед, беспрестанно оглядывалась и старалась всеми своими движениями и особенным встревоженным тоном голоса сообщить об опасности; когда же она увидела, что ее враги близко, то погнала детей перед собой, толкая их изо всех сил, пока не спаслась вместе с ними». Другая медведица, поднятая людьми и собаками Кана, таскала своего медвежонка, прижав его головой к груди и держа зубами. Время от времени она поворачивалась и отгоняла от себя преследующих ее собак. Когда она была убита, медвежонок влез на ее труп и отбивался от собак, пока выстрел в голову не уложил его на месте, и только тогда он свалился вниз. Исследования новейшего времени подтверждают эти наблюдения; но что касается дикого нрава и свирепости белого медведя, которые прежде считались его отличительными свойствами, то здесь мнения несколько изменились.

Приводят массу примеров несчастных случаев с людьми и того, что многие китоловы платят жизнью за безумную смелость во время охоты на белых медведей. «Если медведя встречают на воде, — говорит Скоресби, — то можно на него с успехом напасть; когда же он находится на берегу или на снежном или гладком льду, по которому он на своих широких лапах может бегать так же быстро, как и человек, исход редко бывает счастливый. Впрочем, большая часть несчастных случаев — следствие неосторожности нападающих. Печальный факт случился с матросом одного корабля, затертого льдом в Девисовом проливе. Вероятно, привлеченный запахом съестных припасов, отважный медведь подошел совсем близко к кораблю. Экипаж был занят обедом, и даже вахтенные матросы ушли с палубы. Один смелый матрос случайно заметил медведя, вооружился дубиной и спрыгнул на лед, думая прославиться победой над незваным гостем. Но медведь мало обратил внимания на жалкое его оружие и, побуждаемый голодом, схватил своими страшными зубами врага за спину и понес его с такой быстротой, что успел далеко отбежать с матросом, раньше, чем товарищи несчастного бросились к нему на помощь». В другой раз один моряк, который хотел напасть на медведя с пикой, но под конец испугался, спасся от наступавшего животного тем, что по очереди бросил ему пику, перчатку и шапку, рассматривание которых так заняло медведя, что моряк тем временем успел догнать своих товарищей.

Подобные рассказы о действительных несчастьях или более-менее серьезных приключениях попадаются часто в описаниях старых путешествий и очень редко в новых. Чтобы объяснить хоть в какой-то мере это бросающееся в глаза противоречие, можно предположить, что опасность встреч с белым медведем была весьма преувеличена или что свирепый нрав медведей значительно изменился вследствие более близкого знакомства с людьми. Во всяком случае, неверно представление о его свирепости, составленное из чересчур поспешных обобщений отдельных, часто не вполне ясно описанных несчастных случаев, при этом, как правило, не принимаются во внимание и другие стороны его характера. По мнению всех тех, кто в последние десятилетия наблюдал и охотился за ним, белый медведь вовсе не так опасен. Ламон, который на яхте принимал участие в охотничьих экспедициях на Крайний Север, пишет по этому поводу следующее: «Я считаю белого медведя самым сильным хищником на Земле; но, подобно всем остальным диким животным, он, за редкими исключениями, сам не нападает на человека, если только может от него уйти, и мне кажется, что рассказы о его свирепости и отважности, сообщенные нам прежними мореплавателями, основываются на грубом преувеличении, если не на вымысле».

Точно так же ведет себя этот зверь на далеком северо-западе, южнее и севернее Берингова пролива. Эллиот, один из немногих, кто достиг острова Святого Матфея и встречал сотни медведей, замечает по этому поводу: «В продолжение девятидневного исследования острова не было ни одного мгновения, чтобы мы не видели вокруг нас белых медведей. Оттого ли, что они были сыты, или потому, что летняя погода настраивала их так кротко, но мы не могли возбудить к враждебному нападению ни одного из этих животных. Они постоянно от нас бежали: самки, самцы, детеныши — все они, если только мы шли им навстречу, удирали по всем направлениям за холмы и как можно дальше. Убив с полдюжины их, мы оставили их в покое, потому что они были в периоде линьки и шкура их не имела никакой цены». Пехуель-Леше таким образом высказал свое окончательное мнение относительно нравов белых медведей на севере Тихого океана: «Где живут тюлени и моржи, там неизбежно есть и белые медведи. Нам доставляло всегда большое удовольствие следить за передвижениями этих хищников, как они среди неровностей ледяной поверхности показываются то тут, то там, то переплывают воду, то поднимаются на высоту, чтобы осмотреться, всегда рассчитывая, что простодушный тюлень позволит подкрасться к себе. Их находят вблизи берегов, а также и в открытом море на расстоянии древнего пути от берега, большей частью на льдинах. Неутомимо обходят они свое беспредельное царство, питаясь всем, что могут достать и осилить, и не одним только мясом, но на земле также ягодами и травой. Насытившись, они забавляются разными играми и борются друг с другом на льду. На местах, где они играют, снег вытоптан и смят, а склоны гор, кажется, служат им катками: широкие следы и клочки шерсти указывают, кто здесь возился.

Полярный медведь по своей громадной силе, величине и многосторонности хищнических способностей по праву может быть назван царем Ледовитого океана. Он обладает необыкновенной остротой чувств и при нападениях проявляет поразительную хитрость, но при близком знакомстве, как и все дикие звери, оказывается вовсе не таким страшным. С ним случилось то же, что с его сородичем — бурым медведем: рассказы о единичных страшных случаях набросили тень на весь вид. Он защищает свою шкуру, когда это действительно необходимо, но, если только можно, убегает от человека и, даже раздраженный и раненный, редко нападает на него. Но если его принуждают напасть, он действительно становится серьезным противником, в борьбе с которым только хладнокровие и надежное оружие помогут избежать опасности. Охота на воде, когда в лодке подъезжают к быстро плывущему и отлично ныряющему медведю, — это простая резня. Подстреленного медведя надо сейчас же поддержать, потому что нежирные медведи поразительно быстро погружаются в воду. Я бы не хотел назвать белого медведя трусливым, он скорее осмотрителен и пуглив; вместе с тем он до глупости любопытен. Среди них может иногда появиться свирепый экземпляр, настоящий забияка или медведь, истерзанный собаками, который может иногда пересилить свой страх перед человеком и броситься на него; но большинство ужасных историй основываются на неверном понимании некоторых случаев. Медведи любопытны и большие лакомки; что-нибудь съестное побуждает их к исследованию. Тогда приближаются они к человеку, иногда даже поспешно подбегают прямо к нему. Кто не был охотником и не знает нрава медведя, может подумать, что он нападает; тот, кто бросается бежать, может и медведя побудить к преследованию; но серьезных опасностей на сто случаев едва бывает одна».

Животные с такими странными, забавными нравами не могут быть названы страшилищами Ледовитого океана и хищниками, опасными для человека; но я отнюдь не смею утверждать, что встречи и охота с печальным исходом никогда не случались и не случаются. Всегда, однако, можно сказать, что медведи ведут себя относительно добродушно — одним словом, по-медвежьи. Так, астроном Второй немецкой полярной экспедиции Берген двадцать лет назад убедился, к ужасу своему, что голодный медведь может кинуться на человека. Когда он шел к своим инструментам, медведь неожиданно схватил и поволок его. «Без четверти девять, — так описывает Берген свое приключение, — я вышел, чтобы наблюдать покрытие звезды планетой, которое должно было начаться почти в 9 часов, и заодно провести метеорологические наблюдения. Только я собрался идти назад, как пришел на льдину капитан Кольдовей. Мы поговорили несколько минут, после чего я пошел на землю, а он в каюту. Когда на обратном пути из обсерватории я дошел до термометра, то в пятидесяти шагах от корабля услышал какой-то шум и увидел идущего ко мне медведя; не было времени пустить в дело ружье, без которого мы никогда не выходили. Нападение было так внезапно и так быстро, что я до сих пор не могу сказать, как оно произошло: медведь или ударил меня лапами, или с разбегу наскочил на меня; оставшийся след (ушиб и шрам на левом ухе) заставляет предположить, что он меня ударил. Первое, что я почувствовал, было прикосновение зубов к коже моей головы, покрытой тонкой шапочкой, причем медведь старался, как он обыкновенно это делает с тюленями, взломать мой череп, на котором его зубы только скрипя скользили. Крики о помощи, поднятые мной, испугали медведя только на минуту, он убежал, но сейчас же возвратился и начал опять кусать мою голову. Крики мои были, однако, услышаны капитаном, который еще не успел исполнить своего намерения пойти спать; он поднялся на палубу, удостоверился в том, что это действительно крики о помощи, поднял на ноги весь экипаж и поспешил на льдину, чтобы помочь в беде товарищу. Медведя испугал поднявшийся шум, и он собрался бежать, чтобы унести в безопасное место свою жертву, которую он все еще держал за голову и которая бессильными толчками в медвежий бок старалась заставить выпустить ее. После выстрела, произведенного с намерением испугать медведя, зверь отпустил меня, отскочил шага на два, но потом снова схватил сначала за руку, затем за кисть правой руки, на которой была надета меховая перчатка. К счастью, эта заминка дала возможность преследователям сократить расстояние между нами и приблизиться к медведю. Зверь направился к суше, и ему удалось бы убежать со своей добычей, если бы он сумел взобраться на берег; но, подойдя к краю льдины, медведь двинулся параллельно берегу по острым, неровным, разбитым льдинам; при этом ему пришлось перейти на шаг, а преследователи в это время приближались к нему по гладкому полю. Протащив меня около трехсот шагов и чуть не задушив шалью, концы которой он крепко держал, медведь отпустил меня, и в ту же минуту Кольдовей наклонился надо мной со словами: «Слава Богу, он еще жив». В нескольких шагах стоял медведь, по-видимому раздумывая, что ему делать, пока пуля не показала ему, что давно пора было убираться. О преследовании никто не думал, так как прежде всего надо было доставить пострадавшего на берег; больше всего ран оказалось на голове, где кроме бесчисленных маленьких укусов кожу прорезали длинные, десять—пятнадцать сантиметров, шрамы, и при этом довольно глубокие. Остальные раны, которые были большей частью следствием ударов об острые края льдин, пока медведь тащил меня по неровной поверхности, были незначительны. Следует упомянуть, что я не чувствовал боли ни во время схватки, ни после, ни во время лечения моих ран, которое благодаря хорошему уходу и постоянному прикладыванию льда шло очень успешно».

За белым медведем охотятся ради его мяса, жира и меха всюду, где его встретят. Против него употребляют огнестрельное оружие, копья и капканы; некоторые охотники, по словам Земана, прибегают к следующей хитрости. Они сгибают китовый ус шириной 10 сантиметров и длиной 60, обкладывают его тюленьим жиром и обжаривают; потом отыскивают медведя, раздразнивают его стрелами, бросают ему кусок жира и убегают. Медведь обнюхивает приманку, решает, что она съедобна, проглатывает, но тут его настигает смерть, потому что жир в теплом желудке тает, китовый ус выпрямляется и разрывает ему кишки. Но сомнительно, чтобы недоверчивые звери проглатывали целиком подобные подозрительные куски жира. Правда, они едят, когда их не тревожат, самые разные и удивительные вещи и имеют весьма неприятную привычку отыскивать и присваивать запасы, которые северные путешественники прячут в известных местах в этих ледяных пустынях, чтобы потом ими воспользоваться. Лучшей защитой от их нападений оказывается песок: сначала им засыпают кладовые, затем его обливают водой; она замерзает, и запасы, таким образом, покрываются толстым слоем льда. Деревянные избы медведи разрушают, каменные кучи разбрасывают, бочки, сундуки взламывают и уничтожают все, что плохо лежит и что только они могут проглотить. Кан рассказывает, что эти грабители кроме мяса и морских сухарей сожрали кофе, паруса и американский флаг и только с железным сундуком не смогли справиться. По словам Тобизена, медведи опустошили две бочки с соленой рыбой, оставленные в зимнем помещении. У одного белого медведя, которого убили охотники Мак-Клурса во время его экспедиции для спасения Франклина, желудок был наполнен изюмом, ветчиной, табаком и пластырями; угощение это он мог получить только при разграблении какого-нибудь амбара путешественников на далеком Севере. У немецких полярных путешественников белые медведи утащили астрономические приборы и железные крючки, съели у них, когда они путешествовали на санях, сахар, стеариновые свечи, разжевали каучуковые фляжки, пакеты с табаком и вытянули пробку из водочной бутылки; важный дневник они, к счастью, успели только схватить зубами в тот момент, когда шум был услышан и их прогнали.

Мясо и сало белого медведя охотно употребляются в пищу жителями Крайнего Севера. Даже европейцы-китоловы едят его мясо, очистив от жира, и находят его вкусным; но они же утверждают, что от употребления этого мяса люди часто хворают. Печенка белого медведя, говорят, очень вредна и многими считается ядовитой. «Если матросы, — говорит Скоресби, — по неосторожности поедят печенки белого медведя, то почти всегда сейчас же заболевают и иногда даже умирают; на некоторых же она оказывает такое действие, что у них на всем теле трескается кожа». Кан также подтверждает это. Он велел приготовить себе печенку только что убитого белого медведя, хотя и слышал, что она ядовита; едва он попробовал ее, как серьезно заболел. По словам Пехуель-Леше, вскоре после употребления этой ядовитой печенки у человека начинаются сильные колики, рвота и понос; но не всякая печенка и не всякого человека приводит к болезням. От одного и того же куска один человек может просто насытиться, не испытав никаких дурных последствий, в то время как другой, едва попробовав ее, может серьезно заболеть. Поэтому следует посоветовать европейцам не есть печенку белого медведя. У матросов существует поверье, что от употребления мяса белого медведя, хотя оно и не вредно, люди рано седеют. Эскимосы придерживаются такого же мнения и тоже знают, что печенка вредна, поэтому кормят ею только своих собак. Сало употребляется ими и как топливо.

Мех этого животного превосходит по своей цене мех остальных медведей. По словам Ломера, за шкуру платят 200-500 марок, в зависимости от ее величины и красоты. В продажу поступает ежегодно от 1000 до 1200 шкур, которые употребляются на полости и ковры, а не на шубы.

Охота на медведя, которую едва ли можно назвать опасной и особенно интересной, тем не менее представляет некоторые трудности для неопытных охотников, так как осторожный зверь постоянно отступает перед человеком, если не прямо бежит от него. Спутники Норденшельда сначала тщетно охотились на белого медведя, мясо и жир которого были необходимы для их выживания. Они без опаски подходили к медведям, но результатом этого было только то, что осмотрительные животные быстро убегали. Наученные горьким опытом, они придумали другой способ охоты. «Как только показывался медведь и у нас было свободное время, — рассказывает Норденшельд, — все люди получали приказ спрятаться за палаткой или за санями. Вот приходит медведь, он сгорает от любопытства и хочет узнать, что за существа появились в его охотничьей области, не тюлени ли двигаются там? Он подбегает и, когда приблизится настолько, что может рассмотреть незнакомые предметы, получает ловко пущенную пулю».

Расставленные ловушки белый медведь умеет умно и удачно избегать. «Капитан одного китоловного судна, — рассказывает Скоресби, — которому очень хотелось достать медведя, не повредив его шкуры, попробовал поймать его в петлю, покрыв ее снегом, и в виде приманки положил кусок китового сала. Медведь скоро почуял запах жареного жира, увидел приманку, подошел, схватил ее зубами, но заметил, что нога его попала в лежащую петлю. Тогда он бросил мясо, осторожно другой лапой освободился от петли и медленно ушел со своей добычей. Съев спокойно первый кусок, он так же осторожно оттолкнул в сторону подозрительную веревку и во второй раз стащил приманку. Тогда петлю положили поглубже, а приманку — в углубление в самой середине петли. Медведь снова подошел, обнюхал все место кругом, разгреб лапами снег, в третий раз отодвинул петлю и, не раздумывая, еще раз завладел предложенным угощением».

Даже молодые медведи проявляют подобную осмотрительность и всеми возможными средствами стараются не попасться в ловушки, применяемые человеком.

Пойманные в ранней юности, белые медвежата делаются ручными и до известной степени дрессируются. Они позволяют своему хозяину посещать их в клетке, даже играют с ним, но не воля им не нравится. Что касается пищи, то здесь проблем не возникает. Молодым дают молоко и хлеб, взрослым — мясо, рыбу, а также хлеб, которого они съедают в день около трех килограммов. К старости медведи становятся раздражительными и вспыльчивыми. При хорошем уходе белого медведя можно держать в неволе несколько лет; известен пример, когда пойманный в молодости и воспитанный в средней Европе белый медведь прожил в неволе 22 года. В клетке он размножается реже, чем бурый медведь, и только тогда, когда ему создают необходимые удобства. В продолжение двадцати лет белые медведи Лондонского зоологического сада приносили детенышей три раза.

источник Поводок.ru