Барибал водится по всей Северной Америке. Встречается в лесистых местностях от восточного побережья до границ Калифорнии и от дальнего севера до Мексики. В лесах находит он все необходимое для жизни; однако он меняет свое местожительство в зависимости от тех удобств, какие предоставляют ему известные местности в различные времена года. Так, весной он отыскивает пищу в богатых растительностью долинах больших рек и озер, а летом удаляется в глубину лесов, где находит в изобилии всевозможные лесные плоды; зимой он роет себе в местах, по возможности скрытых от глаз, удобную берлогу, в которую залегает на время или погружается в настоящую зимнюю спячку. Относительно зимней спячки существуют разные мнения. Одни натуралисты говорят, что лишь некоторые медведи удаляются на несколько недель в берлогу для спячки, а остальные бродят и зимой, переходя с одного места на другое, и даже перекочевывают из северных стран в южные; другие думают, что это случается только в более теплые зимы, между тем как в суровые все черные медведи погружаются в зимнюю спячку. Достоверно известно, что за барибалом охотятся чаще всего зимой и поднимают его из берлоги. Ричардсон говорит, что медведь обыкновенно выбирает место рядом с упавшим деревом, роет прямо около него углубление, в которое и ложится, едва только начинается метель; выпавший снег покрывает тогда и дерево, и медведя; но место логовища нетрудно обнаружить по небольшому отверстию, образовавшемуся от дыхания животного, и по большому количеству инея, окружающего это отверстие. Барибал даже летом устилает свое ложе сухими листьями и травой. Но это ложе очень трудно отыскать, так как оно устраивается в большинстве случаев в самых глухих лесных чащах, в расщелинах скал, низких пещерах или под деревьями, ветки которых спускаются до земли.

Несмотря на свой глупый, тяжелый и неуклюжий вид, барибал — чуткое, подвижное, сильное, ловкое и выносливое животное. Бег его такой быстрый, что ни один человек не может догнать его. Плавает он отлично и лазает мастерски. Во всяком случае, в движениях своих он показывает больше ловкости, чем бурый медведь, с которым он совершенно сходен всеми прочими свойствами. Он весьма редко нападает на человека, по большей части поспешно бежит при виде своего злейшего врага и, даже раненный, почти никогда не защищается; однако, доведенный до крайности, он может быть очень опасен.

Пища его преимущественно растительная: травы, листья, зрелые и незрелые злаки, ягоды и различные плоды. Однако он преследует домашний скот переселенцев и осмеливается нападать даже на самых сильных быков. Фермерам он приносит двоякий вред, уничтожая посевы и нападая на скот, поэтому к нему относятся точно так же, как к бурому, — преследуют без устали и истребляют всевозможными средствами, как только он осмелится показаться вблизи человеческого жилья.

О размножении барибала американские натуралисты еще не имеют, кажется, точных сведений. Ричардсон полагает, что беременность самки барибала продолжается примерно 15—16 недель, а Одюбон, судя по всему, списал у него это сведение: оба считают январь временем рождения детенышей. Число медвежат колеблется, по Ричардсону, между одним и пятью, а Одюбон ограничивает его двумя.

Охота на черного медведя производится различными способами. Многих ловят большими капканами, но большая часть погибает от огнестрельного оружия. Хорошие собаки оказывают большие услуги в этих случаях: они пугают медведя сильным лаем или загоняют на дерево и дают охотнику возможность спокойно прицелиться в него и уложить на месте. Одюбон весьма живо описывает подобную охоту, во время которой было убито несколько медведей, но погибло и несколько собак и даже были ранены некоторые охотники. Одни собаки не могут справиться с медведем: даже самые сильные из них нередко умирают от ударов его страшных лап. Во многих местах с успехом применяют самопалы, которые стреляют, лишь только медведь дотронется до приманки. По рекам и озерам гонятся иногда за медведями, когда они добровольно переплывают их или загнаны туда собаками.

Очень оригинальны некоторые способы охоты индейцев, но еще оригинальнее торжественные обряды, которыми они стараются умилостивить дух умершего медведя, очень напоминающие религиозное поклонение. Александр Генри, который путешествовал по Северной Америке в областях, где охота на пушного зверя играет важную роль, рассказывает, как вели себя его хозяева по отношению к только что убитому ими медведю: «Тотчас после его смерти к нему подошли все индейцы, а во главе их «старуха мать», как мы ее звали. Она взяла голову зверя в свои руки, гладила и целовала ее и тысячу раз просила у медведя прощения за то, что его лишили жизни, и уверяла его, что преступление совершено не индейцем, а англичанином. Эта история, впрочем, не долго длилась. Скоро принялись за сдирание шкуры и дележ мяса. Каждый член семьи нагрузил себя какой-нибудь частью убитого зверя: кожей, мясом, жиром, и потом все общество направилось к жилищу. Войдя в дом, они украсили голову медведя серебряными браслетами и всеми блестящими украшениями, какие нашлись в семье. Потом положили голову на помост и под нос насыпали большое количество табака. На следующий день сделаны были все приготовления к пиру. Хижину почистили и вымели, голову медведя приподняли и покрыли платком, не бывшим еще в употреблении. Набили трубки, и индеец принялся усердно пускать табачный дым в ноздри медведя. Он упросил меня, как виновника его смерти, сделать то же, чтобы наверняка укротить его гнев. Я старался убедить моего доброго и ласкового хозяина, что в медведе ведь уже не было жизни, но слова мои были напрасны. Под конец мой хозяин произнес хвалебную речь, обращенную к убитому зверю, после которой все принялись есть мясо медведя».

Барибалы, которых я наблюдал, отличались от всех родичей незлобивостью и добродушием. Никогда не злоупотребляют они своей силой против сторожей; напротив того, вполне признают превосходство человека над собой и легко подчиняются его воле. Во всяком случае, они не только гораздо больше боятся сторожа, чем он их, но и еще питают непонятный страх ко всем прочим животным: когда мимо клетки жившего у меня барибала провели однажды небольшого слона, медведь так испугался, что поспешно вскарабкался на свое дерево, как бы надеясь найти там защиту.

Барибалы лазают по деревьям с необыкновенной легкостью и проворством. Испуганные чем-нибудь, они одним прыжком метра в два высотой вспрыгивают на первый сук гладкого дубового ствола и потом с величайшей быстротой и уверенностью достигают его верхушки. Одна старая медведица перепрыгнула даже через голову сторожа, который хотел загнать ее в другую клетку, и в одно мгновение очутилась на дереве. Целые семьи размещаются иногда по сучьям деревьев в различных, по-видимому, весьма неудобных позах. Некоторые даже спят на развилках деревьев. Голос барибала напоминает голос бурого медведя, но слабее и жалобнее. Рева в собственном смысле этого слова я от черного медведя никогда не слыхал. Возбужденное состояние выражается у него, как и у европейского его родича, сопением и щелканьем челюстей. В гневе он пригибает голову к земле, выдвигает вперед губы, фыркает и нерешительно озирается по сторонам.

Мех барибала, по словам Ломера, ценится от 60 до 250 немецких марок. Из него-то и шьют шубы, известные у меховщиков под названием медвежьих. Мех этот идет также на дорогие санные полости.

источник Поводок.ru